Грань риска - Страница 10

Ударом ноги Рональд едва не сорвал дверь с петель. Уильям, дрожа, отпрянул назад. При этом из ведра, которое он держал в руках, выплеснулось немного жидкой овсяной похлебки.

— Я должен увидеть ее сейчас! — крикнул Рональд.

— Я обо всем доложу в магистрат, — жалобно запричитал Уильям. Однако поставил ведро на пол и повел Рональда в подвал.

Через минуту Рональд уже сидел рядом с Элизабет. Он нежно притронулся к ее плечу. Она открыла глаза, сразу спросив его, как чувствуют себя дети.

— Я еще не был дома, — ответил Рональд. — Но я принес хорошие новости. Я виделся с Сэмюэлем Сьюваллом и преподобным Коттоном Матером. Они полагают, что мы можем добиться отсрочки.

— Слава Богу, — промолвила Элизабет. Ее глаза сверкнули в свете свечи.

— Но ты должна признаться, — продолжал Рональд, — и назвать других, тех, кто вместе с тобой состоял в сговоре с дьяволом.

— Признаться в чем? — спросила Элизабет.

— В колдовстве, — раздраженно ответил Рональд. Усталость и боль прорвали выдержку, которая тонкой оболочкой покрывала бушующие в его душе страсти.

— Я не могу ни в чем признаться, — сказала Элизабет.

— Но почему? — резко спросил Рональд.

— Потому что я не ведьма, — просто ответила Элизабет. Какое-то мгновение Рональд, стиснув в ярости кулаки, не мигая, смотрел в глаза жены.

— Я не могу оговорить себя, — прервала, наконец, Элизабет напряженное молчание. — Я не признаюсь в колдовстве.

В измотанной и подавленной душе Рональда вспыхнул гнев. Он с силой ударил по своей ладони кулаком.

— Ты признаешься! Я приказываю тебе признаться! — прорычал он, приблизившись к ее лицу вплотную.

— Дорогой супруг, — спокойно произнесла Элизабет, не обратив ни малейшего внимания на вспышку гнева Рональда, — тебе говорили об улике, которую они использовали против меня?

Рональд встал и бросил растерянный взгляд на Уильяма, который стоял рядом, прислушиваясь к их разговору, и велел ему отойти подальше. Тот взял свое ведро и продолжил раздачу похлебки.

— Я видел эту улику, — подтвердил Рональд, когда Уильям отошел на достаточное расстояние. — Она находится в доме преподобного Матера.

— Должно быть, я повинна в том, что нарушила в чем-то Божью волю, — сказала Элизабет. — Я могла бы признаться в этом, если бы знала, в чем именно я согрешила. Но я не ведьма, и я совершенно точно знаю, что не подвергала мучениям тех молодых женщин, которые свидетельствовали против меня.

— Признайся хотя бы для того, чтобы получить отсрочку исполнения приговора, — умолял Рональд. — Я хочу спасти твою жизнь.

— Я не могу спасти свою жизнь, одновременно погубив свою душу, — упорствовала Элизабет. — Если я оговорю себя, то этим послужу на пользу дьявола. Я же уверена в том, что не знаю ни одной ведьмы и не могу оклеветать невинного человека, даже ради спасения своей жизни.

— Ты должна признаться! — закричал Рональд. — Если ты не признаешься, я отрекусь от тебя.

— Ты сделаешь так, как подскажет тебе твоя совесть, — проговорила Элизабет. — Я не стану признаваться в колдовстве.

— Я прошу тебя, — сменил тактику Рональд, — ради наших детей.

— Будем уповать на Господа, — твердо ответила Элизабет.

— Он покинул нас, — простонал Рональд. По его запыленным щекам потекли слезы, которые он не пытался сдерживать.

Элизабет с трудом подняла свои закованные в кандалы руки и положила их на плечи Рональду.

— Мужайся, мой любимый супруг. Пути Господни неисповедимы.

Не владея более собой, Рональд вскочил на ноги и бросился вон из тюрьмы.

Вторник, 19 июля 1692 года

Рональд в тревоге переминался с ноги на ногу, стоя на обочине Призон-лейн, невдалеке от тюремных ворот. Лоб его под широкополой шляпой был влажен от выступившего обильного пота. Стоял жаркий туманный, сырой день. Гнетущая атмосфера становилась еще более удушливой от той противоестественной тишины, которая опустилась на городок, несмотря на толпу народа, ожидавшую казни. Притихли даже морские чайки. Все ждали, когда из тюремных ворот выедет повозка. Мысли Рональда были окутаны ломкой пеленой смятения, в душе его царили страх, скорбь и растерянность. Он никак не мог понять, что именно содеяли они с Элизабет, чтобы накликать на свои головы такую беду. По приказу магистрата со вчерашнего дня ему запретили доступ в тюрьму. Вчера он последний раз пытался склонить Элизабет к покорности. Но все было тщетно, никакие мольбы, никакие хитрости и угрозы не смогли поколебать ее решимость. Нет, она не станет ни в чем признаваться…

С крытого тюремного двора послышался скрежет железных ободьев о гранитные камни, которыми был вымощен двор. Почти сразу же в воротах тюрьмы показалась арестантская повозка. У заднего борта ее, тесно сбившись в кучку и прижавшись друг к другу, стояли пять женщин. Все они были закованы в кандалы. За повозкой бодро вышагивал Уильям Даунтон. Он широко улыбался в предвкушении того момента, когда передаст свои полномочия палачу.

В толпе зрителей раздались шум и веселые выкрики, придавшие действию вид гнусного фарса. В этом взрыве всеобщего веселья дети затеяли свои обычные игры, а взрослые бодро похлопывали друг друга по плечам и спинам. Как и большинство дней, когда совершались публичные казни, этот день обещал стать днем веселья и пирушек. Рональд, так же как члены семей и друзья других осужденных, испытывал в этот момент совершенно противоположные чувства.

Предупрежденный преподобным Матером, Рональд не удивился и ни на что не понадеялся, не увидев в первой пятерке осужденных Элизабет. Священник сказал ему, что Элизабет будет казнена последней, после того как толпа насытится кровью первых пяти жертв. Это делалось для того, чтобы ослабить то воздействие, которое могло оказать на толпу лицезрение той, имя которой было окружено всякими слухами и связано с некой таинственной уликой.