Грань риска - Страница 89

Эдвард представил их другу другу. Человека звали Франсуа Леру. К совершеннейшему изумлению Ким, он сделал движение, словно собрался поцеловать ей руку. Однако поцелуя не последовало. Она почувствовала только легкое дуновение его дыхания на своей коже.

Так же как и при появлении Курта, Эдвард разразился хвалебной тирадой, в которой наговорил Франсуа кучу комплиментов. Однако в отличие от Курта вновь прибывший не испытывал ни малейшего смущения, слушая оду Эдварда. Пока тот говорил, Франсуа рассматривал Ким таким пронзительным взглядом, что она смутилась.

— Истина заключается в том, что Франсуа — гений, — вещал тем временем Эдвард. — Он биофизик из Франции, из Лиона. Стажировку проходил в Чикагском университете. От своих коллег он отличается тем, что является специалистом одновременно и в ЯМР, и в рентгеноструктурном анализе. Он соединил преимущества обеих методик, которые обычно конкурируют друг с другом.

Ким заметила, что в этом месте рассказа Эдварда Франсуа едва заметно улыбнулся. Он наклонился к Ким, словно хотел сказать, что все, что говорит Эдвард, — чистая правда, но еще не вся правда. Ким отвернулась. На ее вкус, Франсуа был слишком сложной и утонченной личностью.

— На Франсуа ляжет обязанность избавить нас от потери массы времени при исследовании свойств «ультра», — продолжал Эдвард. — Мы должны быть просто счастливы, что он работает с нами. Для Франции это несомненная потеря, а для нас — бесценное приобретение.

Через несколько минут Эдвард повел Франсуа в лабораторию. Он горел нетерпением показать тому оснащение и познакомить с Куртом. Из окна Ким видела, как они сели в машину Эдварда. Ей было непонятно, каким образом удастся сработаться вместе таким разным людям.

Последние два сотрудника из основного исследовательского состава прибыли в субботу 10 сентября. Они приехали поездом из Бостона. Эдвард и Ким, словно члены организационного комитета, поехали на станцию встречать их. Они стояли на платформе и смотрели, как приближается состав.

Эдвард первым заметил прибывших и призывно помахал им рукой. Пока они приближались, Ким шутливо спросила Эдварда, не выбирает ли он сотрудников по их физической привлекательности.

— Какого черта ты об этом спрашиваешь? — поинтересовался Эдвард.

— Все твои люди очень хорошо смотрятся, — ответила Ким.

— Не замечал, — буркнул Эдвард.

Хозяева и гости встретились. Эдвард представил им Ким. Она обменялась рукопожатиями с Глорией Эррера и Дэвидом Хиршем.

Глория, точно так же как и Элеонор, не подходила под стереотип ученой дамы, который сложился в представлении Ким. Но на этом сходство Глории и Элеонор заканчивалось. По сравнению с атласно-белой кожей Элеонор кожа Глории была просто оливковой, что дополнялось иссиня-черными, как у Ким, волосами и темными глазами, пронизывающими собеседника, как и взгляд Франсуа. В отличие от холодной, сдержанной Элеонор Глория привлекала теплотой и общительностью.

Дэвид Хирш напоминал Франсуа. Дэвид тоже был высоким и стройным и походил на лыжника. Он тоже был темноволосым, правда, не таким чернявым, как Франсуа. Вел он себя по-городскому раскованно, но был очень приятен в общении и не так высокомерен, как Франсуа, к тому же отличался отменным чувством юмора. Улыбка его была просто обворожительной.

По дороге в имение Эдвард расхваливал Глорию и Дэвида в тех же превосходных выражениях, что и Курта и Франсуа. Глория и Дэвид, правда, в один голос уверяли Ким, что Эдвард безбожно преувеличивает. Затем они сменили пластинку и заговорили об Эдварде. Единственным неоспоримым фактом, который Ким узнала наверняка, был тот, что Глория — фармаколог, а Дэвид — иммунолог.

В имении Ким сошла у коттеджа, а машина, из которой продолжал доноситься веселый смех, покатила к лаборатории. Ким была очень рада за Эдварда. У нее почему-то создалась уверенность, что Глория и Дэвид привнесут в лабораторию что-то очень доброе и сердечное.

На следующий день, 11 сентября, Эдвард и пятеро его товарищей решили отметить открытие лаборатории. На это торжество они пригласили и Ким. Была откупорена бутылка шампанского, присутствующие чокнулись за процветание «Омни» и несколько минут спустя приступили к работе.

В течение следующих нескольких дней Ким часто навещала лабораторию, чтобы оказать сотрудникам моральную поддержку и помочь в разрешении тех проблем, где она могла оказаться полезной. Она расценивала свое положение как нечто среднее между положением хозяйки и лендлорда. К середине недели ее посещения стали значительно более редкими. В конце недели она почти перестала ходить в лабораторию, поскольку каждый раз, когда она приходила туда, ей казалось, что своими посещениями она мешает людям спокойно работать.

Эдвард отнесся к этому равнодушно и ничем ей не помог. В предыдущую пятницу он прямо заявил ей, что предпочел бы, чтобы Ким не слишком часто приходила в лабораторию, так как ее посещения нарушают рабочий ритм. Ким постаралась не принимать это заявление лично на свой счет, так как понимала, под каким психологическим прессом находятся сотрудники, которые должны в кратчайшие сроки выдать окончательный результат исследований.

Кроме того, Ким была очень довольна и своей собственной деятельностью. Она привыкла к жизни в собственном доме и наслаждалась своим положением. Она все еще ощущала себя в тисках присутствия Элизабет, но это присутствие уже не причиняло ей такого беспокойства, как в первую ночь. Потакая своему интересу к оформлению интерьеров, Ким приобрела множество книг по обивке стен, покрытию полов, драпировке и колониальной мебели. Она накупила кучу образцов, которые разбросала по дому в тех местах, где предполагала использовать те или иные материалы. С той же целью Ким постоянно пропадала в магазинах антиквариата в поисках старинной мебели в колониальном стиле.